**
Отставной полковник Пётр Павлович Пичугин, среди своих просто «ТриПе-р», маялся простатитом. Болезнь одолела его молодое душой пятидесятилетнее тело благодаря сочетанию длительных поездок в жару на автомобиле, слабого оттока секрета простаты в следствии длительной семейной жизни и от того притихшей взаимной симпатии с супругой, а также маниакального нежелания Полковника решать вопросики обычным для семейных мужчин ручным способом.
Кровь в малом тазу застаивалась, секрет копился, не находя выхода, жена давно не давала, а дрочить он считал ниже своего достоинства. И неожиданно всё, что так показательно рассказывают в рекламе про мучения мужчин, стало для ТриПе-ра свершившейся реальностью: и ночные бегания в туалет, и боли при мочеиспускании, и тупая ноющая боль в промежности. Неприятно чувствовать себя целевой группой рекламной кампании, но ещё печальнее осознавать, что твоё железное в прошлом здоровье подточила ржавчина времени.
Сдаваться Пётр Павлович не умел и поэтому долго лечился народными методами, вычитанными в интернете и газетке «Здоровье даром», часто валявшейся в почтовых ящиках. Даже покупал упаковку рекламируемого по ТВ препарата, но получил от него только изжогу. Между тем недели шли, а состояние его не улучшалось. В пах вбили заряд от гранатомёта, и ходить с такой ношей было невыносимо тяжело. Тогда он убедил себя, что это не отступление, а обходной манёвр для занятия более выгодных позиций, и отправился к урологу. Звали врача Щепенко Т.П., и почему-то наш герой решил, что это — мужчина. Рассказывать однополчанину свою грустную историю было не так стыдно. Но к ужасу пришедшего на приём больного, встретила его там вполне себе миловидная женщина лет тридцати пяти, среднего роста и комплекции. У неё было крупное лицо с густо накрашенными губами, обрамлённое копной обесцвеченных волос, спадавших на вздымавшуюся из-под халата грудь. Она походила на заботливую медсестричку из фривольного сериала, а вовсе не на врача высшей квалификационной категории.
Отступать было некуда, за дверью была Москва, военный пенсионер сник и пометался у двери, не зная, где лучше окопаться, но всё же взял себя в руки и отдался на милость милого эскулапа.
Женщина, не поведя и подкрашенным глазом, стала задавать неудобные вопросы, в том числе и про половую жизнь, вгоняя мужчину в тоску и мычание. В заключение врач попросила раздеться ниже пояса, надела на руку перчатку, хлёстко щёлкнув резиной, поставила его стоя с мудями навыворот перед сидящей собой, чем вызвала из памяти историю из студенческого прошлого, задумчиво помяла мошонку, заставила покашлять и рукой в перчатке оттянула головку, заглянув в открывшийся розовыми губками зев. Отпустив его причиндалы из рук, она встала, расстелила на край кушетки новую бумажную простынку и ласково похлопала по ней ручкой: «Брюки не надеваем, коленками сюда. Руки — сюда». Выполнив предписание, Пётр Павлович обнаружил себя стоящим раком на кушетке с голым задом. Это уже совсем никуда не годилось. Но пока негодование и стыд только нарождались в его бренном теле, он ощутил, как палец врача смазывает чем-то скользким его заднепроходное отверстие и вокруг, вызывая к памяти другую историю двадцатилетней давности, под успокаивающие уговоры глубоко заталкивает его внутрь, раздвигая девственные стенки заднего прохода.
Жизнь Петра Павловича Пичугина после этого раскололась на до и после.
Наряду с возмущением, стыдом и некоторым дискомфортом от копошащегося внутри него пальца, наш герой ощутил прилив некоего нового чувства, глубокого и яркого, от которого совершенно непроизвольно у него вздрогнула головка и стал качками наливаться половой член. ТриПе-ру было так приятно от этого прикосновения, что он забыл все невзгоды и отдался чувствам с горячностью молодой девы. Но палец был в нём не для радости, а по делу, поэтому, быстро потыкав куда нужно, покинул приветливое нутро, оставив мужчину в полной фрустрации. И тут, после неожиданной находки в теле, холодный пот ужаса накрыл пациента. «Боже мой, я, оказывается, педик!» — подумал ТриПе-р в совершеннейшем замешательстве.
Трясущимися руками он кое-как вернул на место трусы и брюки, чувствуя себя то ли не до изнасилованным, то ли не до любимым. Он уже вполуха слушал врача и её назначения, пребывая в крайнем смятении от произошедшего. И только повторяющиеся вопросы врача вернули его в чувство:
— Будете приходить каждый день сюда в процедурный на массаж простаты. Вот лекарства, начинайте пить, как только выкупите. Ничего с вами страшного, вы скоро поправитесь! — уверяла врач. А Полковник смотрел в её невозмутимые глаза и был готов провалиться от стыда и похоти.
Пить и правда следовало начать, так как страшное всё же было: Пётр Павлович стал не уверен в своей ориентации. Смолоду он любил женщин, и даже служба в мужском коллективе никогда не ставила его ценности под вопрос. Но этот судьбоносный палец в анусе, возбудивший в нём глубинное дремлющее начало, пошатнул его представления о хорошем. Он вспоминал это эротическое приключение, милое личико врача, её грудь, уверенный и сильный палец в себе, и снова возбуждался, покрываясь мурашками волнения на спине.
Оставался шанс, что это — последствие заболевания и временное помутнение, которое пройдёт вместе с учащённым мочеиспусканием, и Пётр Павлович решил дисциплинированно лечиться. На следующий день в положенное время он снова был у дверей кабинета и с волнением ждал новую встречу с прекрасным. Ещё через минуту он опять был в позе озадаченного сапёра со спущенными штанами, а врач надавливал где-то глубоко внутри на его мужское сердце, при этом делая вид, что ищет колечко, упавшее между сидениями в автомобиле. От этих действий опять что-то хорошее и доброе поднималось в душе полковника, расцветало теплотой к невольному партнёру и копилось тяжестью в его члене. Тот вырос на глазах и стал даже больше, чем он его помнил. Врач тоже заметила реакцию пациента по тому, как он начал вилять попкой навстречу её манипуляциям, и, нисколько не смутившись, поспешила успокоить, что это «происходит у всех рефлекторно» и является «обычным делом».
Пётр Павлович, успокоенный словами врача, немного расслабился и возбуждался на новых сеансах уже легко и без прежнего стыда. Процедуры приносили в его жизнь капельку радости и струи прозрачной вязкой жидкости секрета на кончике члена, которую врач заботливо собирала в салфеточку, промакивая налившуюся кровью головку, торчащую из-под объемного живота, как у хорошего жеребца.
Женщина прятала улыбку в уголках губ и продолжала свой массаж. ТриПе-р был не первый, кто ощутил «нечто» в её опытных руках. И не последний. Но, пожалуй, единственный, кто сразу заподозрил за собой худшее.
После такой сессии ТриПе-ру безумно хотелось кого-нибудь трахнуть, и он шел домой, к жене.
— Ну что опять? — нервно спрашивала та, наблюдая маневры мужа позади её ягодиц.
— Маша, мне нужно, для лечения! — уверенно заявлял Полковник, цепляясь короткопалыми руками за края её трусов.
Для лечения собственному мужу собственного тела было не жалко, хотя, конечно, этот престарелый хрыч давно не вызывал у неё искр из глаз. Муж прислонял её к столу или ставил раком в постели и сразу входил по-военному чётко и быстро, так и не научившись применять других методов подготовки плацдарма, кроме артподготовки. Елозил он долго и однообразно. Кончал громко и с каким-то стоном, указывающим не только на полученное удовольствие, но и на испытываемое при этом страдание воспалённой плоти.
Но это было не то. Образовавшаяся сзади Полковника пустота требовала хотя бы одного женского пальца. Как назло, свидания с урологом подошли к концу. Только зародившееся чувство единения с миловидной барышней было брошено на холодный камень реалий медицинских услуг по ОМС. И Пётр Павлович был отправлен долечиваться домой с предписанием ставить на ночь себе ректальные свечи.
Озадаченный Пётр Павлович принёс свечи домой и долго крутил их перед своим носом.
— Может, ты мне поставишь? — спросил он жену, предвкушая вожделенный палец внутри себя.
— Я? Не, фу! — кажется, жена даже передёрнулась в отвращении от такой просьбы. Если бы супруга так не дорожила пенсией и дачей мужа, она бы добавила пару слов про его вонючую жопу и свою загубленную жизнь, но в этот раз сдержалась.
От жены не следовало ждать ни помощи, ни секса. ТриПе-р вздохнул и отправился в ванную самостоятельно. Свечка была маленькая, с острым кончиком, и мужчина, сев на край ванны, приставил её к своему сморщенному отверстию. Она легко проскользнула в выход. Мужчине показалось, что вместе со свечкой половина ануса завернулась внутрь, и он раздвинул булки, расправляя всё по местам. Свечка гулко упала в ванну.
Надо было запихнуть её как можно глубже, и Пётр Павлович, высунув от усердия язык, стал пропихивать маленький цилиндрик в своё тёплое нутро своим толстым коротким пальцем. Стенки сфинктера нежно разошлись и плотно и ласково обхватили его. Где-то в подсознании вспыхнули воспоминания о молодых девушках, которые когда-то давно также принимали его пальцы своими тесными и узкими влагалищами. Член мужчины встрепенулся и встал, как боец на плацу. Палец всё ещё пребывал в заднице, сжимаемый пульсирующими стенками кишки. Скорее по наитию, чем осознанно, Пётр Павлович схватил свой член мужественным кулаком, как приклад автомата, и энергично передёрнул на головке крайней плотью. Палец сзади тоже не скучал, шевелился и надавливал там, будто на спусковой крючок, вызывая уже привычное непривычное удовольствие.
Буквально за минуту наш герой выстрелил автоматной очередью по стене ванны и излил свой дневной запас спермы на кафельную плитку. Жидкость брызгала и лилась, пачкая руку, поливая стены густой субстанцией. В анусе творилась ошеломительная буря. Ноги дрожали. В душе также было ветрено и тревожно. После великолепного оргазма Пётр Павлович снова стал немало озадачен. Такая чувствительность в анусе вплотную приближала его к собственному стереотипу о педиках. И он боялся и не верил самому себе.
