**
Сидор Вованыч на жизнь не жаловался. Ведь, по его меткому замечанию, «Проблема даётся нам не для жалоб, а для её поимения!». Вот и привык он решать их с младых ногтей самостоятельно. Сначала просто натягивая мягкую кожицу на чувствительную головку. А как чуть подрос, так уже окружающие бабы взяли на себя эту нехитрую задачу. Ибо конституция Сидора была настолько выдающейся, что пройти мимо неё невозмутимо ни одинокой, ни даже давно замужней не представлялось возможным.
Если бы голливудский продюсер случайно заехал в забытую переписчиками деревеньку да пожил там с недельку, варясь в местных новостях, светлый образ Сидора непременно отпечатался бы в его креативной и открытой новому душонке как прототип нового супергероя. Какого-нибудь Ебаныча, или Стояныча, или на басурманский лад StrongDick-а. Тут даже приставка Super не нужна. Ведь стоял у Вованыча без всякой превосходной степени крепко и почти круглосуточно, с перерывами лишь на мочеиспускание. Но даже их молодое дарование научилось производить, не полностью «спуская шину».
И тогда бы у этого продюсера в новом блокбастере, где собраны все-все-все герои на наипоследнюю битву, Чудо-Женщина отсасывала бы нашему герою глубоким манером, пока он решительно смотрел бы на горизонт в ожидании инопланетного вторжения, его дик уже готов спасать мир женщин от недоёба. Старфайр подавала бы ему тапочки, подобострастно заглядывая в глаза, трогая облизанный Чудо-Женщиной член в надежде на скорейшее удовлетворение её низменных потребностей. Супергёрл носила бы его на руках по воздуху в самые райские места планеты для плотских утех своей супердевственной щёлочки. А Невидимая Женщина преследовала бы и прижималась к герою прямо в общественных местах, скрывая не только свой облик, но и засаженный в неё член. Алая Ведьма, одетая в обтягивающую кожу, поджидала бы его как главный злодей, но была бы повержена тяжёлой палицей с лоснящейся головкой, так как в спешке забыла надеть бронетрусики и неосмотрительно нагнулась. Чёрная Вдова жарко топила бы баню, и их совместная парка перемежалась бы нескончаемой поркой. В эпизоде после титров беременные супербабы наперебой обещали бы жаркое продолжение в следующей серии, оставляя намёки и недосказанности.
Но продюсер не приезжал. Распространил только экранку своего последнего фильма.
Сидор, может, и не был даром Изиды, но несомненно был подарком для своей во многом женской семьи: бабка, мамка, тётка, сестрички. Отец его, матёрый шоферюга, уезжал на целые недели, шабашил по городам и весям, потрахивая всех плечевых по трассе М-5 и М-51. И подрастающий Сидорка рано понял, что постоянно и невовремя встающий член между ног дан вовсе не ему, а является достоянием всей женской части деревни.
Первой на эту мысль навела его сеструха, взрослая девка, намного старше его. Подсекла как-то, что он передёргивает своего серьёзно вытянувшегося писюна, который и назвать-то этим малюсеньким словом уже язык не поворачивался, и подняла на смех: «Столько баб кругом, а он хуёк теребит!». И тут же взяла немного опешившего брата в свои руки. В прямом смысле. Привлекла, сняла штанишки с ног и стала член мять, перекатывать пальцами да цокать.
— Ух ты, говорит, у тебя больше папкиного! — Да откуда ж знаешь-то?! — недоумевал Сидор. — А то мне не знать! Он когда с мамки слезет, меня тоже всегда голубит, если бабушка не вмешается. А если карга вперёд залезет, так только рукой поможет или вылижет до мурашек по жопе!
— И давно он с тобой так играется? — Да как титьки расти стали, так и стали они с мамкой меня к себе в постель на ночь брать. Мамка учила хуй мужикам сосать, потом показывала, как в пиздень его запихивать, да позволяла смотреть, как ебутся потом. А меня папка рукой теребил, снаружи только, пока девочка была. Так я кончала, знаешь как, как ураган, быстрее мамки. Она ещё дивилась, а я ей завидовала, что он только её ебёт! Так самой хотелось поскорее на член этот наскочить, всё просила папочку. А он: «Рано ещё, не выросла пиздёнка, пока так смотри и учись!», и ручкой снова голубит и ртом, сверху на себя садит и аж причмокивает. Он когда мне лижет, у него даже если уже кончил, снова встаёт, так мамка на него снова запрыгивает и скачет, если бабушка не вмешается. Вечно лезет: «Дайте мне тоже, старость надо уважать! У-у-у, старая!»
Потом однажды, пока он мамкой занимался, сама, не спрашивая, на него уселась, рукой в себя член заправила да насадилась. Чуть больновато, но ничего сложного, только целку сломать, а дальше как по маслу! Папка даже прикрикнуть не успел: раз — и всё, сломал целку дочке!
Так Сидор узнал, что отец его не только кормилец, но и ебалец всей их женской половины. «Могучий член» — много забот. А он, стало быть, в него пошёл. Но не умом. Хотя, наверное, и умом тоже. Стали понятны эти ворошения и крики ночи напролёт, когда пьяный батя после очередного возвращения уединялся в спальне с женской половиной дома.
Каждый раз, через несколько таких бессонных ночей, отец семейства садился в свой тягач, помахав в окно кабины, уезжал, оставляя своих женщин на голодном сексуальном пайке. И вот, поняв необходимость преемственности и собственной ответственности мужчины перед домочадцами, Сидор стараниями сестры вдруг однажды стал помогать отцу с бабами в меру своих сил. А те прибывали не по дням, а по часам. Как сеструха ему глаза открыла да залупку закатила, так и влился он в бурный поток реки половой жизни. Сестра и показала ему всё, как папка научил. И сосать начала каждый день, и сама лизать научила, показала, куда язык, куда пальцы, где лизать, а где трогать, да понежнее. А после всей науки завалила на себя его подрастающее тело, ловко заправила молодецкий «дик» в мокрую дырку, и случился у Сидора его первый всамделишный секс.
Неделю сеструха его одна пользовала. Пировала. Ведь стоял у него член как заколдованный, а бабе только этого и надо. Но тут мамка их запалила. Трудно не заметить, когда среди бела дня в комнате Лидка лежит с коленями у головы, а между ними голая задница парня ходуном ходит.
Муж в отъезде был, а свекровь ей только полизать могла, да и то еле-еле у неё язык ворочался. В общем, недовольная ходила. А тут сын во всю сестру родную на кровати подчует, и та ни с кем делиться не хочет! Не по-семейному это, не по-товарищески!
— Вот что, сын, сегодня у тебя новое задание будет! — заявила мамка, подождав, пока они закончат. Долго ждать пришлось, однако. И развязала халат. А там... заросли и кущи. Тяжёлые груди в простом лифчике, нависающий над лобком живот и тёмный треугольник причинного места между крупными налитыми бёдрами. После огородика сестры всё это смотрелось по-взрослому, большими и основательно возделанными плантациями.
Если сестра, считай, ссыкуха, своя в доску, то мама — это святое. Помочь ей — первейший сыновий долг. И если просит, то надо всё сделать, в грязь лицом не ударить. Руки у Сидора, правда, тряслись, когда мать в первый раз обнимал. Но женщина была, безусловно, опытная, сначала в баньку отвела, разговоры разговаривала, за член теребила, трогала, рассматривала, знакомилась, стало быть. Тоже сказала, что у него больше папкиного вырос. Потом закатила залупку, как солнышко на небо, и рот открыла, опытный и ласковый. — Давно я тебя так не целовала, сыночка, — пробубнила мамка с полным ртом. — Да когда ж такое было уже? — удивился Сидор. — Да ты совсем маленький был, несмышлёный, игралась с тобой, помню. И вот, вырос, красавец. Иди ко мне, дай я тебя приму как полагается!
Сидор склонился над сидящей на полке мамкой, она поиграла его головкой по своей мокрой заросшей щёлке, расположилась поудобнее и со вздохом приняла распухшую от желания головку в тёплое обширное нутро, расставив пошире ноги и уперевшись пятками в банный полок. — Давай, сын, выеби мамочку пошибче!
В бане было жарко, пот катил градом, но ситуация была серьёзная, и Сидор старался как мог. Голова его кружилась, ноги немели, но член был выше всяких похвал, плотно заполнял мягкие женские чресла, взбивая там сливки сладострастия. Мать голосила и причитала, умоляя продолжать и не останавливаться, толкаясь в него изнутри тугим узлом матки. Только через некоторое время поменяла позу на раком.
Перебрались на пол, тут было полегче, и парень засаживал со всей дури, не понимая, куда там помещается вся его длина и окружность. Они пропадали при каждом толчке, скрываясь в глубинах материнского естества, вызывая у той стон, похожий на вой, и дрожание в руках и коленях.
После мать валялась белой голой массой на полу, не произнося ни слова, а испугавшийся сын поливал её холодной водой, в ужасе, что заебал её до смерти. Но она блаженно открыла глаза, всосав обратно слюни, слабо улыбнулась и протянула почти благостно: — Да-а-а-а!
Так в семье завёлся новый большой ебарь. Умишком Сидор не вышел, учился плохо, но если надо было применить где-то физическую силу или мужскую — он вполне справлялся.
Бабка тоже недолго в стороне оставалась. Сначала недоумевала, чего это сеструха и мать такие довольные стали ходить, когда отца дома нет уже вторую неделю. Проследила и выяснила, что и та, и другая не слазят с подросшего Сидорки. Зять у неё был хороший, никогда вниманием не обделял, палочку-другую приберегал. А тут прямо под носом творились дела, в которых она не участвовала!
— Сидорка! Ну-ка, поди к бабушке! — как-то заголосила она из своей комнаты. — Да, бабуля, что такое? — Сидор заглянул в комнату и увидел бабушку, стоящую на четвереньках на ковре посреди комнаты. — Так спину прихватило что-то, встать не могу! Надо бы подсобить! — А как, бабушка, поднять тебя? — Нет, милок! Надо массаж! Знаешь такое слово?! Массаж бабушке. Только ты до тудова рукой не достанешь, говорят, у тебя член длинный вырос, может, лучше им? — Говори, куда сувать, бабуля! — попросил Сидор, развязывая помочи. — Да куда мамке совал, туда и мне надобно. Найдёшь, поди?! — Так найду, бабушка!
