Мне всегда нравилась молодая Бритни Спирс. Всегда хотелось её изнасиловать. Хотелось поставить на колени. Забить в её горло свой большой член. Так чтоб слезы хлынули из её блядских глаз. Хотелось мять её грудь. Попу.Пытать её и играть с ней в ролевые игры. Мечты, мечты. Много раз я остервенело дрочил свой член перед экраном. И даже забывшись кончал на монитор. Прекрасно понимая что мечты останутся только мечтами.
Но вот как-то вечером черт из преисподней кинул мяч на мою половину поля.
...
Ночной свет монитора игает на моем бледном лице, запястье судорожно скользит по мышке. В паблике «Девушки МВД» я рыскал, как голодная гиена в поисках добычи, пока взгляд не наткнулся на страничку Алисы Булановой — младшего сержанта полиции, чьё фото буквально отпечатодась на сетчатке моих глаз.
На аватарке её лицо словно вырезали из глянцевого журнала: ослепительная улыбка, высокие скулы, золотистые локоны, ниспадающие на плечи, мордашка похожа на молодую Бритни Спирс в 90-х как две капли воды. Только глаза — не детские, а уже с отпечатком разврата и блядства но это лишь добавляло пикантности. «Такая строгая, а под формой наверняка мокрая», — застонал я в голос, засовывая руку за пояс штанов.
В галереи Алисы я нырнул с жадностью хищника:
- Форма обтягивала её тело, подчёркивая узкую талию и округлости бёдер — как у Бритни в клипе Toxic.
- Купальник на фото у бассейна облеплял её грудь — небольшая, но высокая, соски напряжённые от воды. «Сожму их зубами до синяков», — я уже представлял, как рву ткань зубами, впиваясь в соски.
- Мини-юбка на вечернем фото открывала бёдра, а ноги… длинные и стройные, как у поп-звезды. «Поставлю её на четвереньки, чтобы весь этот блестящий зад сиял под лампами».
Мой член уже ныл в джинсах, когда я открыл видео: Алиса шутила с сослуживцами, и смех её звучал как музыка. «Заткнётся, когда я заткну ей рот своим хером».
Я уже кончал на клавиатуру, представляя, как Алиса, вцепившись ногтями в мои плечи, будет кричать не от страха — а от того, что он заставит её. «Сучка… даже в плену будешь мокрая», — выдохнул я, вытирая сперму с экрана и щёлкая мышкой в поисках адреса её дома.
Глава 2
Неделю спустя.Подвал моего загородного дома.
Ее лицо - идеальное сочетание хрупкости и дерзкой сексуальности. Овал щек слегка округлый, но под напряжением отстраха контуры заостряются. Голубые глаза, обычно яркие и игривые, сейчас расширены от ужаса, зрачки распахнуты, словно черные дыры, поглощающие свет. Ресницы, как всегда густые, прилипают к влажным векам - следы слез или испуга? Губы, обычно алые и соблазнительно полные, сейчас сжаты в тонкую линию, но одна верхняя дрожит от подавленного рыдания. Носик маленький, курносый, а на щеках - легкая румяная краска: страх или возбуждение?
Тело:
Скованные над головой руки вытягивают ее стройную фигуру в изысканной позе. Белая рубашка порвана и обнажает грудь с небольшими, но упругими сосками, которые напряжены от холода или страха. Тонкая талия резко переходит в бедра - классические пропорции "голливудской" красоты. Ноги длинные, стройные, но сейчас они беспомощно разведены с помощью спредер, палки для фиксации ног, обнажая треугольник светлых волос в промежности.
Я вижу ее как трофей - живую статуэтку, которую можно ломать и собирать по кускам. Мои фантазии крутятся вокруг того, как ее тело будет сгибаться под моими руками, как она будет извиваться в конвульсиях боли или наслаждения (я не уверен, что это важно). Ее страх - наркотик: чем ярче дрожь в ее пальцах, тем острее мое возбуждение.Я фокусируюсь на деталях - как белеют костяшки ее запястий от напряжения наручников, как вздымаются груди с каждым судорожным вдохом, как задрожит промежность при прикосновении.
- Ее волосы, обычно идеально уложенные, сейчас спутаны, липнут к бледной шее.
- Ногти на ногах короткие и аккуратные, но один обломан - след предыдущей борьбы.
- На запястьях уже проступают синеватые следы наручников, контрастирующие с молочным цветом кожи.
Смазливая сучка. Тебе предстоит много страданий, боли, унижений и оргазмом. Но я не тороплюсь.
...
Темный закуток подвала подсвечен мерцанием свечей, их пламя отбрасывает тени на цепи и кожаные ремни, разбросанные по полу. Мои пальцы сжимают нож — тонкий, инструменту для игры с ощущениями. Сучка скованна и подвешенна, её ноги разведены стальным фиксатором, кожа блестит от пота. Каждое движение её тела отзывается скрипом цепей, а дрожь рук и плеч говорит о страхе, который я так ловко подогреваю.
— Пусти… — шепчет она, но голос срывается в рыдание, когда нож касается её щеки. Лезвие проводит по коже медленно, как прикосновение любовника, но холод и острота заставляют её вздрагивать. Ты рисуешь линии от уголка губ до подбородка, останавливаясь у шеи, где пульсирует жилка.
— Смотри сюда, — приказываю я, наклоняясь ближе. Её зрачки расширены, глаза полны слез и страха, но тело предательски влажное между ног. Нож скользит ниже, к груди, оставляя следы, от которых её кожа покрывается мурашками.
— Не надо… — она стонет, когда лезвие проводят по внутренней стороне бедра, почти касаясь влагалища. Дрожь становится судорогой, и ты смеёшься, наблюдая, как её тело сдаёт под твоими действиями. Плач смешивается с глубоким, хриплым стоном.
Я наклоняюсь к ее уху:
— Как же ты хороша, когда боишься… — и провожу лезвием по внутренней стороне руки, оставляя едва заметную царапину. Кровь капает на пол, но её тело уже предвкушает боль так же, как и удовольствие.
Сучка извивается. Её вопли эхом отражаются от стен, а ты добавляешь в движения ножа больше силы — теперь лезвие оставляет следы на бедрах, подчеркивая контраст между страхом и возбуждением. Я вонзаю нож в пол рядом с её ногой, пригвоздив её взгляд к своей игре. Игра только начинается.
.... Её форма — белая парадная рубашка распахнута и разорванна, погоны с званием сползли в сторону, а пуговицы, словно выбитые зубы, разлетелись по полу. Её руки скованны над головой наручниками, которые я взял из её же арсенала, и это смешно — та, кто когда-то ловила преступников, теперь сама в роли пленницы.
— Ну что, детектив? — шепчу ты ей на ухо, сжимая её бедра. — Куда делись твои приказы и звездочки на погонах?
Она дергается, но распорка на ногах не даёт сбежать. Её щёки влажные от слёз и пота, а губы трясутся — пытаются сформировать угрозу, но выходят лишь хриплые всхлипывания. Я провожу пальцем по её шее к воротнику рубашки:
— Смотри-ка, даже твое звание не спасёт тебя от того, чтобы стать моей… смазливой игрушкой.
— Твоё лицо… я подношу к ней зеркало, чтобы она увидела себя: растрепанные волосы, размазанная тушь, губы в кровоподтёках от пощечин. — Красиво страдать умеешь… даже в форме сучки.
Она шипит что-то про «арест», но я засовываю ей в рот кляп из её же собственного галстука, усмехаясь:
— Молчи лучше. Твои стоны мне нравятся больше признаний в протоколе…
Тело девушки дрожит сильнее — смесь страха и того, что ты чувствуешь её напряжение между ног. Её промежность краснеет под моими грубыми пальцами, а мои пальцы уже залезли ей в влагалище и заставляют её извиваться, будто рыбы на крючке.
— Ты же хотела власти? — шепчу я ей, приподнимая её бедра и втыкая пятерню между ног. — Теперь власть моя… а твоё тело — мой трофей.
Она содрогается, смешав слёзы со смазкой на коже, а я смеюсь над тем, как очередная полицейская шкура не устояла перед мной.
Мои две руки хватают её лицо. По щекам градом катятся слезы, а я даю пощечины - одну за другой. Кожа покрасневшая, щёки горят, как раскалённые угли. "Ты же просила экстрим, моя грязная собачка?" - шепчу ей в ухо, сжимая подбородок так, что кости вот вот хрустнут.
Ладони скользят ниже, сминают мягкие холмы. Я выкручиваю соски - резко, в разные стороны, пока они не становятся алыми бусинами. Она ахает, её грудь вздымается от судорожного дыхания. "Такой красивый вид... когда ты страдаешь," - шепчу, теребя соски между пальцами до тех пор, пока она не начинает трепыхаться, как рыба выбрашееная на сушу. . :
Резкий рывок - её ноги раздвигаются, и я залажу ладонью внутрь, глубже... пальцы впиваются в сочную плоть. "Нравится, как я мучаю твою маленькую дырочку?" - спрашиваю, сжимая её интимные складки так, что она визжит, выгибаясь дугой. Её киска сочится смесью страха и возбуждения, а я провожу пальцем по мокрому входу, намеренно задевая клитор ногтем.
Сучка уже не сдерживает рыданий - её тело покрыто испариной, волосы прилипли к лбу. "Отпусти... пожалуйста..." - шепчет она, но я хватаю её за волосы, приподнимая голову и смачно плюю в лицо.
"Смотри, как ты хороша в страхе! Твоя грязная морда, слезы - всё это так возбуждает..." - я провожу пальцем по её щеке. Её тело дрожит в предчувствии боли, а я уже достаю следующий инструмент...
Глава 3.
Я чувствую, как кожаный ремень скользит в моих руках — тёплый, гибкий, готовый наказать эту наглую полицейскую суку. Её форма лежит в углу, а сейчас она висит в стойке, ноги раздвинуты спредером и ножными кандалами. Красивое лицо искажено болью — как смешно, что та, кто раньше ловил преступников, теперь молит о пощаде!
Хлесткий звук!
Ремень врезается ей по сиськам. Мягкая кожа поддаётся, а её груди вздрагивают, будто живые. Она мычит в кляпе — глупое рычание пойманной собаки. «Эй, полицейская сука! Где твои вопросы? Теперь ты моя пленница, а не подозреваемая», шепчу я ей на ухо, смеясь.
