Жара в Комарихе достигла апогея. Воздух густел, как кисель, пыль висела над дорогой неподвижной завесой. Именно в такую духоту тётя Лена объявила:
— Банный день, Сань. Сегодня паримся. Чистыми хоть помрём.
Саша обрадовался. Мысль о прохладной (ну, относительно) воде после парилки казалась раем. Но радость померкла, когда тётя Лена, подбрасывая в печь-каменку увесистые поленья, добавила небрежно, но твёрдо:
— Мыться будешь со мной. Одному в первый раз – опасно. Городской ты наш. То угоришь, то с полка шлёпнешься, то кипятком ошпаришься. Я пригляжу.
Саша замер у порога предбанника. Кровь ударила в виски. С тётей? В бане? Образы голой Иры и Светки на речке вспыхнули в памяти – но это были ровесницы, и это было… дико, но как-то по-своему естественно в том контексте. А тётя Лена? Она была взрослой. Чужой. Женщиной.
— Тёть Лен… — начал он, голос предательски дрогнул. — Я… я сам… Я аккуратно!