Саша сидел, ошеломлённый. Голый? При всех? Это было безумие. Но… это было его. Мужское. Не бантики и цветочки. Не шелестящие колготки.
Он посмотрел на тётю Лену. Она смотрела на него с пониманием и усталостью.
— Решай сам, солнце. Как тебе меньше мучительно. Я пойду, бельё замочу.
Она ушла во двор, к корыту. Саша остался один в сенях. Тишину нарушали только крики куриц. Он посмотрел на свои руки, сжимавшие подол сарафана. Потом – на дверь в кладовку, где лежали его грязные, но свои трусы и футболка, которые тётя вот-вот постирает. А потом – на открытую калитку, за которой была пыльная улица, жара и бесстыдная свобода предложения девчонок.
Стыд от мысли быть увиденным в женском платье был острым, режущим. Стыд от мысли быть увиденным почти голым – был другим: смутным, далёким, почти абстрактным.
Он глубоко вдохнул. Руки сами потянулись к тонким бретелькам на плечах. Он сбросил их. Лёгкий ситец сполз вниз, обнажив колготки и тот самый бантик на трусах. Он содрогнулся. Быстрыми, почти яростными движениями стащил с себя сарафан, колготки. Остался только в тётиных трусиках.
Саша вышел на крыльцо. Солнце опалило кожу плеч, спины. Он почувствовал дуновение ветерка, которого раньше не замечал под тканью сарафана. Он стоял, глядя на пустую улицу, на покосившийся забор. Где-то вдалеке слышался смех Светки и Иры.
Тётя Лена, увидев его, лишь кивнула и продолжила тереть мылом его джинсы. Ни слова. Девчонки уже толкали калитку.
— Саша! — крикнула Ира. — На речку идём! Жарко же!
— Ого! — вырвалось у Светки. — Иди с нами! На речку! Освежишься!
— А мы тебя не бросим в беде, городской! — Ира ухмыльнулась.
Ира ловко сдёрнула с себя простенький сарафанчик в горошек. Под ним оказались выгоревшие до серости трусики. Она скинула и их. И встала перед Сашей – высокая, худая, загорелая, без тени стеснения. Как статуя из полированного дерева.
— Свет, давай! — крикнула Ира.
Светка, недолго думая, стянула свою ситцевую юбку и белую майку. Потом и трусы. Она стояла, крепкая, веснушчатая, с толстыми косами, совершенно естественная в своей наготе.
— Вот — сказала Ира, ткнув пальцем в себя и Светку. — Теперь мы все голые. Компания. Кто скажет, что ты один дурак? Все дураки! Пошли!
Саша смотрел на них, ошеломлённый. Его стыд столкнулся с их абсолютной, дикой свободой. Они не кокетничали, не стеснялись – они просто были. Мысль выйти на улицу голым всё ещё сводила с ума. Но мысль выйти голым вместе с ними… она казалась… другой. Менее одинокой. Почти… нормальной в этом безумном контексте Комарихи.
Он посмотрел на тётю Лену, которая молча наблюдала из сеней, опершись на косяк. Она не одобряла, не осуждала. Просто констатировала факт: жизнь идет.
Решающим стал смех Светки:
— Чего замёрз? Или боишься, что утонешь без трусов?
Этот вызов, эта деревенская прямота подействовали. Он не смотрел на девушек, он смотрел в пол. Но он сделал шаг вперед. Снял с себя тёткины трусы и положил рядом с грязным бельём.
Дорога на речку была короткой, но вечностью. Солнце палило голые спины и плечи. Пыль щекотала босые ноги. Саша шёл посередине, стараясь не смотреть ни по сторонам, ни на девушек, идущих впереди и сзади. Он чувствовал каждую щепку под ногами, каждый порыв ветерка на коже. Но девушки шли, громко болтая о чём-то своём. Их обыденность, их полное игнорирование собственной наготы и его стеснения действовали… успокаивающе. Как будто так и надо.
Их место было действительно укромным – за поворотом речки, скрытым кустами лозняка и высокой травой. Вода здесь чистая, с песчаным дном.
— Ну! — крикнула Ира и с разбегу плюхнулась в воду, подняв фонтан брызг. — Ух, холодрыга!
Светка последовала за ней, осторожнее, но тоже с визгом. Они нырнули, забарахтались, смеялись.
Саша стоял на берегу. Вода манила прохладой.
— Чего встал? — окликнула его Светка, вынырнув и откидывая мокрые волосы. — Боишься, что голый нагишом не умеешь плавать?
Ира засмеялась:
— Давай, городской! Вода классная! И смотри, никто не видит!
Он огляделся. Действительно, только кусты, вода, небо и две голые девчонки, смотрящие на него без тени смущения. Его стыд, такой острый у тётиного дома, здесь, на этом диком берегу, под крики птиц и плеск воды, начал странным образом таять. Он почувствовал жар солнца на спине, зуд пыли на коже, нестерпимую тягу к прохладе.
Он бросил полотенце на траву. Сделал шаг в воду. Холод обжёг ступни, потом лодыжки, колени. Он вошёл глубже, вода дошла до пояса. Он замер, чувствуя, как мурашки бегут по коже, как течение обнимает голое тело. Он посмотрел на девушек. Они плескались, не обращая на него внимания, как на привычную часть пейзажа – на камень или корягу.
Саша глубоко вдохнул. Потом оттолкнулся ногами от дна и нырнул. Холодная вода сомкнулась над головой, смывая пот, пыль и остатки стыда. Он всплыл, отфыркиваясь, встряхнул головой.
— Ну как? — крикнула Ира, подплывая ближе.
Саша не ответил. Он просто улыбнулся. Широко, впервые за долгое время. Не от радости, а от странного, дикого облегчения. Он был голый. Они были голые. И это было… нормально. Здесь и сейчас. В этой речке, в этой деревне, в этом пекле 2003 года, под бесстыжим солнцем Комарихи.
Они вылезли на песчаную отмель, отряхиваясь, и растянулись под палящим солнцем. Песок мгновенно прилип к мокрой коже. Саша лёг на спину, прикрыв глаза от слепящего света, стараясь не думать о том, как он выглядит. Но расслабиться полностью не получалось – рядом лежали Светка и Ира, их тела, загорелые и меняющиеся, были слишком близко, слишком реальны.
Первой заговорила Светка. Она лежала на животе, подперев подбородок руками и внимательно разглядывала Сашу почти с научным любопытством деревенской девчонки.
— Слушай, а у тебя это… ну… встал? — спросила она прямо, без предисловий, ткнув пальцем в воздухе в его направлении.
Саша ахнул, как от удара током. Он инстинктивно скрестил ноги и прикрылся ладонью, чувствуя, как кровь бросается в лицо с новой силой.
— Света! — выдохнул он, полный ужаса.
Ира фыркнула, перекатываясь на спину.
— Чего ты как девка? — сказала Ира скорее с досадой, чем со злостью. — Нам же интересно просто.
— Ага! — Светка захихикала. — Как столб!
Саша сгорал заживо. Но девушки, казалось, воспринимали его реакцию как излишнюю стыдливость.
— Ну, и что? — Ира повернулась на бок, к Саше. – У тебя встаёт, когда думаешь о чём? О девках? Или просто так?
Её вопросы были лишены какого-либо злого умысла или кокетства. Это был чистый интерес к физиологии.
— Я… я не знаю… — пробормотал Саша, утыкаясь лицом в тёплый песок. — Не всегда…
— У нас вот груди как выросли, — неожиданно переключилась Светка, снова глядя на Сашу. Она приподнялась на локтях, демонстрируя свою не очень большую грудь. — А у Иры больше, правда?
Ира самодовольно приподняла плечи.
— Ага. Почти как у тётки Лены. Только не такие обвисшие, конечно. — Она провела рукой по своему животу, чуть ниже пупка. — А вот тут… волосы уже совсем разрослись. У тебя тоже? — Она снова посмотрела на Сашу.
Саша почувствовал, что разговор катится в какую-то немыслимую пропасть. Но атмосфера этого пекла, этой речки, этой откровенности девушек, которые говорили о своих телах как о чём-то само собой разумеющемся – парализовала его.
— У… у меня тоже… — выдавил он, глядя в песок. — Там… внизу…
— Ну вот! — удовлетворённо хлопнула в ладоши Ира. — У всех там есть. Мама говорит, брить надо. Глупость, по-моему. Зачем?
— А я слышала, что если бриться, то потом щетина жесткая будет, как у мужика! — добавила Светка с ужасом в голосе.
Они замолчали. Жара давила. Стрекозы жужжали над водой. Он слышал каждое слово. Он видел краем глаза их тела – загорелые до шоколадного оттенка, с царапинами от кустов. Стыд смешивался с каким-то странным, новым любопытством. Он никогда не слышал, чтобы девчонки так говорили. Так… открыто. О себе. О нём. В городе об этом шептались в туалетах или молчали, краснея.
— А у тебя… — начала Светка, снова поворачиваясь к нему, но на этот раз её голос звучал чуть тише, задумчивее, — …когда это встаёт… оно… сильно меняется?
Саша закрыл глаза. Ему хотелось провалиться сквозь песок. Но что-то в тоне Светки – не издевательском, а просто вопрошающем – заставило его ответить. Шёпотом, в песок:
— Да… Немного… Твёрже… и… больше…
— Хм… — протянула Светка. — Странно.
Ира зевнула, потягиваясь, как котёнок.
— Ну и что? Главное, чтобы работало, когда надо будет. А пока… — она вскочила на ноги, вся мокрая и сверкающая на солнце — …пока жарко! Давай ещё раз нырнём! Кто последний – тот трус и… ну, тот, у кого оно не встаёт! — крикнула она и побежала к воде.
Светка, хихикая, побежала за ней. Саша лежал ещё секунду, ошеломлённый, сгорающий от смеси стыда, неловкости и какого-то дикого, нового ощущения. Он видел их бегущие фигуры – длинноногую Иру и крепенькую Светку, их загорелые спины, ягодицы, мелькающие пятки.
Он вскочил и побежал за ними. Вода встретила его прохладным объятием. Он нырнул глубоко, пытаясь смыть с себя не только песок, но и остатки смущения. Когда он вынырнул, девочки уже плескались, смеялись, брызгались водой, забыв про недавний разговор.
